— Мариам-джан, я только хотела... Насчет того, что он сказал вчера вечером...
— Я сама хотела поговорить с тобой об этом.
— Да, пожалуйста, — поспешно ответила девчонка. В голосе ее слышалось облегчение. Она сделала шаг вперед.
Во дворе запела иволга. По улице кто-то волочил тележку, стрекотали спицы, хрустели обитые железом колеса. Издали донеслось три выстрела, потом еще один, и все стихло.
— Я не буду твоей прислугой, — отчеканила Мариам. — Не буду, и все.
Девчонка вздрогнула.
— Конечно же нет...
— Какая бы ты ни была царица, помыкать собой я не позволю. Можешь ему жаловаться. Не подчинюсь, хоть бы он мне глотку перерезал. Слышала? Я тебе не служанка.
— Нет! Я как раз хотела сказать...
— Если рассчитываешь от меня избавиться, сыграть на своей красоте, предупреждаю: не выйдет. Я сюда явилась вперед тебя. Меня так просто не выкинешь. Я за себя постою.
— Я и не собиралась...
— Как я погляжу, твои раны зажили. Так что свою часть работы по дому ты сможешь выполнять.
Девчонка быстро закивала, даже чай пролила. Только не заметила.
— Я как раз хотела поблагодарить тебя за заботу обо мне...
— Если бы я только знала, — прошипела Мариам, — что ты уведешь у меня мужа, я бы ни за что не стала тебя кормить и обмывать.
— Да разве...
— На мне кухня и мытье посуды. На тебе — стирка и уборка. Все остальное будем делать по очереди. И вот еще что. Ты ко мне в подружки не набивайся. Я уж лучше одна как-нибудь. Ты меня оставляешь в покое, а я — тебя. Вот так и будем жить. По моим правилам.
Когда Мариам закончила свою речь, сердце у нее колотилось, во рту пересохло. Никогда она ни с кем не говорила в таком тоне, никогда так резко не заявляла о себе. Взрыв гнева вымотал ее, да и не стоила игра свеч: плечи у девчонки поникли, глаза наполнились слезами, даже жалко стало.
Мариам протянула девчонке сложенные рубашки:
— Положи их в комод, не в шкаф. Он любит, чтобы белое было в верхнем ящике, а все остальное — в среднем, вместе с носками.
Лейла поставила чашку на пол и потянулась за бельем.
— Прости меня за все, — всхлипнула она.
— Ты правда виновата передо мной, — сказала Мариам.
Лейле припомнился один из светлых для мамы дней. У них собрались гости. Женщины сидели во дворе и ели свежие тутовые ягоды (Ваджма принесла целое блюдо, шелковица росла прямо у нее во дворе). Пухлые ягоды были белые и розовые (а некоторые темно-лиловые, совсем как прожилки у Ваджмы на носу).
— А вы слышали, как умер его сын? — осведомилась Ваджма, набрав с блюда полную горсть.
— Он ведь утонул, правда? — уточнила Нила, мама Джити. — В озере Карга.
— Но вы, наверное, не знаете, что Рашид... — Ваджма набила ягодами рот и принялась энергично жевать, раскачиваясь в разные стороны и кивая: когда, мол, проглочу, тогда продолжу, — Рашид в тот день напился в стельку с утра пораньше. Ничего не соображал, говорят. А потом свалился и уснул. Выстрели у него над головой полуденная пушка, он бы и ухом не повел.
Прикрыв рот рукой, Ваджма тихонько рыгнула.
— Что было потом, догадаться нетрудно. Мальчик полез в воду, когда за ним никто не смотрел. Когда его нашли, он плавал на поверхности воды лицом вниз. Люди бросились на помощь, одни к сыну, другие — к отцу. Мальчика вытащили, пробовали ему сделать... как его?., искусственное дыхание. Бесполезно. Все видели: мальчишка мертв.
Ваджма подняла кверху палец, голос ее благочестиво дрогнул.
— Вот почему Священный Коран запрещает спиртное. Трезвый всегда расплачивается за грехи пьяного. Так всегда и получается.
Лейла сказала Рашиду, что ждет ребенка, — и вся эта картина так и встала у нее перед глазами. Муж вскочил на велосипед и помчался в мечеть — помолиться, чтобы Господь даровал ему сына.
За ужином Рашид с каким-то злорадством объявил о ребенке Мариам. Та заморгала, помрачнела, залилась краской.
Когда муж удалился наверх к своему радио, Лейла помогла Мариам убрать со стола.
— Что-то я понять не могу, кто ты теперь. — Мариам смахивала со скатерти зернышки риса и хлебные крошки. — Раньше была «мерседесом», а теперь кем стала?
— Наверное, поездом, — постаралась обратить все в шутку Лейла. — Или реактивным самолетом.
— Только не надейся, что тебе удастся увильнуть от работы по дому, — заявила Мариам.
Лейла уже открыла было рот, но вспомнила, что в их семье только на Мариам нет никакой вины.
Впрочем, на ребенке тоже.
Уже лежа в кровати, Лейла расплакалась.
— Что случилось? — взял ее за подбородок Рашид. — Ты не заболела? С ребенком что-то не так? Нет? Мариам тебя обидела? Так ведь?
— Нет, нет.
— Сейчас я ее проучу. Уж я ей задам. Да как она смеет, харами несчастная...
— Нет!
Но Рашид уже поднимался с постели. Лейла еле успела схватить его за руку:
— Не смей! Она очень добра ко мне. Одна минутка, и все пройдет.
Рашид, что-то бормоча про себя, принялся гладить ее по шее, потом рука его соскользнула на спину.
Склонившись над женой, он показал в улыбке зубастую пасть.
— Сейчас тебе точно полегчает, — пообещал он.
Сперва деревья — те, что не спилили на дрова, — сбросили свои багряно-медные листья. Потом задули ветра. Пронизывающе-холодные, они долго бесчинствовали в городе и разделались с деревьями по-свойски, не оставив ни единого листочка. На фоне коричневых холмов голые ветки смотрелись жутковато. Первый снег чуть прикрыл землю и быстро растаял. Потом дороги сковал лед, на крышах образовались сугробы, мороз разрисовал окна, наполовину заметенные снегом. Вместе со снегом появились воздушные змеи — некогда самодержавные хозяева кабульских небес, ныне разделившие власть с ракетами и реактивными истребителями.